Примаков Евгений Максимович. Семья

Примаков Евгений Александрович

Депутат Государственной Думы (VII созыва) Федерального Собрания РФ (фракция Всероссийской политической партии «Единая Россия»), член Комитета по международным делам; Российский журналист, автор и ведущий программы «Международное обозрение» на телеканале «Россия-24»; член Общественной Палаты РФ

Родился 29 апреля 1976 г. в Москве.

В 1999 году окончил историко-филологический факультет Российского государственного гуманитарного университета по специальности «история».

Некоторое время работал на радио «Эхо Москвы», в ТАСС, в журнале «Коммерсантъ-Деньги», публиковался в «Общей газете».

На телевидении работает с 2002 года. Изначально работал на телеканале ТВС военным корреспондентом информационных программ «Новости» и «Итоги». Был в числе журналистов телеканала, освещавших Иракскую войну — являлся корреспондентом в Израиле.

В мае 2003 года покинул ТВС и перешёл работать на телеканал НТВ. Работал для программ «Сегодня», «Страна и мир» и «Профессия — репортёр».

В начальный период работы чаще всего работал в Москве, реже — спецкором по Ближнему Востоку.

С 2005 по 2007 год являлся шефом ближневосточного бюро НТВ.

С осени 2007 по октябрь 2011 года — корреспондент Дирекции информационных программ «Первого канала» (программы «Новости», «Время», «Другие новости»).

С апреля 2008 по январь 2011 года являлся заведующим бюро «Первого канала» в Израиле.
Работал в управлении Верховного комиссара по делам беженцев ООН в Турции и Иордании. Возглавляет автономную некоммерческую организацию «Русская гуманитарная миссия».
С 2015 года по настоящее время — автор и ведущий программы «Международное обозрение» на телеканале «Россия-24».

С 25 сентября 2018 года — депутат Государственной Думы (VII созыва) Федерального Собрания РФ (фракция Всероссийской политической партии «Единая Россия»), член Комитета по международным делам.

Секретарь Союза Журналистов России. Член федерального экспертного совета по развитию волонтерства.

Женат, четыре дочки.

Кто есть кто в Саратове

Примакова Лаура Васильевна

Из книги “Евгений Примаков. Человек, который спас разведку”.
Млечин Леонид Михайлович

“…самым главным в жизни (Е.М. Примакова – ред.), несмотря на карьеру и профессиональные успехи, для него была семья. Он рано женился, но с годами их чувства с Лаурой Васильевной Харадзе нисколько не угасли. Они были не только мужем и женой, но и друзьями, дополняли друг друга. Они родили двоих детей – сына и дочь: Александра Примакова и Нану Примакову. <…>
Все, кто знал Лауру Васильевну Примакову, сохранили о ней наилучшие воспоминания. Очаровательная женщина, великолепная мать и умелая хозяйка. Она изумительно готовила, была гостеприимна, доброжелательна. Чудесно играла на фортепьяно. И все у нее получалось легко, просто. Всегда полон дом гостей. Они жили весело и интересно.

Одним из самых близких друзей Примакова был Владимир Иванович Бураковский, крупнейший кардиохирург, директор Института сердечно-сосудистой хирургии, академик медицины, лауреат Ленинской и Государственной премий, последний Герой Социалистического Труда, получивший звезду из рук Брежнева.

Бураковский тоже вырос в Тбилиси, но он был старше Примакова на семь лет – в детстве и юности это имеет значение. Потом эта разница перестала быть заметной. Они подружились уже в начале семидесятых, когда Примаков вернулся с Ближнего Востока.

Лилиана Бураковская, вдова Владимира Ивановича, вспоминала:
– Мы приехали к Примаковым в маленькую квартиру на улице Ферсмана. Я знала, что, как в каждой нормальной семье, у них были проблемы, трудности, в том числе материальные. Но жили интересно. Ничего у них не увидела роскошного, да они и не привыкли к роскошной жизни. Ни Примаков, ни Бураковский не создавали себе сокровищ на земле. Они знали Библию, они знали жизнь. Они понимали: когда мы уходим, мы с собой ничего не берем, кроме доброго имени.

– Но можно кое-что детям, внукам оставить. И это многими руководит.

– Да, можно обеспечить потомство в седьмом колене. Но они этого не делали. Не потому что не любили своих детей. Они считали, что того, что есть, достаточно. А остальное пусть сами зарабатывают.

Евгений Максимович оказался блестящим рассказчиком. Вообще он любит рассказывать анекдоты, любит пошутить. Когда потом собиралась вся компания, это был фейерверк остроумия.

– Каким я впервые увидела Евгения Максимовича, таким он и остался, – вспоминала Лилиана Бураковская. – Он и сейчас такой: всегда с улыбкой, доброжелательный. И Лаура была такая же. Не полюбить эту семью и не сблизиться с ней было невозможно.

Они никогда не относились к себе слишком серьезно, у них не было никакого чванства. Всегда были самокритичны, подшучивали друг над другом. Евгений Максимович не тщеславный и не напыщенный. Это люди не реализовавшиеся постоянно говорят о себе. А тот, у кого все получилось, – ему-то зачем? Напротив, такие люди относятся к себе критически, с иронией и даже несерьезно. Хотя Лаура искренне гордилась, когда ее муж сделал такую карьеру:
– Я же говорила, что мой Женя – номер один!

Она всегда понимала, что Евгений Максимович в чем-то выше своих товарищей, вспоминает Лилиана Бураковская.

– Жена ведь тоже влияет на мужа. Мы незаметно сблизились. Лаура стала моей подругой. Она была необыкновенная, обаятельная, притягивала людей. Разносторонне образованная, всем живо интересовалась, ходила на концерты, на выставки. Она сама играла великолепно, напевала. На ее день рождения – 8 февраля – собиралось подруг, наверное, тридцать. Потом они с улицы Ферсмана переехали на Ленинский проспект, уже у них была хорошая квартира, но и она всех не могла вместить. Подруги ее обожали.

Лаура была такая жизнерадостная – друзья и предположить не могли, что она неизлечимо больна. Когда у нее случился первый приступ, Бураковский первым к ней прибежал, потому что Примаковы жили рядом с его институтом на Ленинском проспекте. Приступ купировали, а ее заставили обследоваться. Лаура тоже не очень серьезно относилась к своему здоровью. Но ей пришлось лечиться. Сначала Бураковский положил ее к себе в институт, затем она легла в Центральную клиническую больницу 4-го главного управления при министерстве здравоохранения СССР.

Врачи поставили тяжелый диагноз – миокардит. Миокард – это сердечная мышца. Миокардит – воспаление мышцы, она слабеет и перестает работать. Это неизлечимое заболевание. Юный Саша Примаков умер от миокардита.

В таких случаях показана пересадка сердца. Владимир Бураковский хотел начать операции по пересадке сердца, но тогдашний министр здравоохранения Борис Петровский, сам хирург-кардиолог, ему это запретил. А лекарства при миокардите не помогали, восстановить работоспособность миокарда не удавалось.

Наступил момент, когда врачи сказали, что жить Лауре Примаковой осталось всего лет пять. Они, конечно, сказали это не ей, а мужу. С этим страшным известием Евгений Максимович пришел к Бураковским. Он выглядел подавленным, притихшим, ушел в себя. Он мог говорить только с Бураковскими. Не только потому, что Владимир Иванович врач. Они тоже пережили страшную трагедию – в автомобильной катастрофе погибла их дочь. Ее могила рядом с могилой Саши Примакова.

– Евгений Максимович сказал жене о диагнозе? – спросил я Лилиану Альбертовну Бураковскую.

– Нет, нет! Никто не говорил. Делали вид, что все нормально. Примакова пригласили в Японию с женой. Он советовался, можно ли ей ехать? Решили: пусть Лаура съездит, отвлечется. И хорошо, что она поехала… А потом она чувствовала себя все хуже и хуже, лежала на даче, очень ослабела… Лаура и пяти лет не прожила.

В июне 1987 года, в день выборов, Лаура и Евгений Максимович вышли во двор. Она вдруг замерла и произнесла:
– Женя, у меня остановилось сердце.

Вызвали «скорую», но уже было поздно. Она умерла на руках мужа. Ей было всего пятьдесят семь лет, она на год младше Евгения Максимовича. Вторая трагедия за несколько лет. Евгений Максимович по-прежнему любит Лауру, думает о ней и страдает… В дни памяти Лауры и Саши Евгений Максимович обязательно собирает друзей на могиле, а потом везет на поминки.
У Примакова осталась дочка – Нана.”

Источник: https://history.wikireading.ru/

Примаков Александр Евгеньевич

Примаков Александр Евгеньевич родился в 1954 году. Окончил МГИМО, прошел практику в Нью-Йорке, а затем вернулся на родину и поступил в аспирантуру. Ему прочили большое будущее. Но этому не суждено было случиться.
Александр Примаков умер в возрасте 27-ми лет.

Из книги “Евгений Примаков. Человек, который спас разведку”
Млечин Леонид Михайлович

“<…> – Саша был потрясающий мальчик, – вспоминал Томас Колесниченко. – Для меня это идеал. У меня таких детей нет, и ни у кого я их не видел. Он пошел в Евгения Максимовича. Саша Примаков приехал в Нью-Йорк на практику, а я работал там корреспондентом «Правды». Как раз в этот момент у меня произошел конфликт с одним из наших местных начальников. Первым заместителем представителя СССР в ООН был такой Михаил Аверкиевич Харламов. Что-то он не то сделал, не помню, но я на него обиделся.

А Саша Примаков должен был к Харламову пойти с каким-то материалом. Он объявил Томасу Колесниченко:
– Дядя Том, я к нему не пойду.
В Тбилиси друга отца принято называть дядей.
– Да ты что? – удивился Колесниченко. – Почему не пойдешь?
– Он вас обидел!
– Ты-то какое к этому имеешь отношение? Ты иди, у тебя дело.
Саша покачал головой.
– Я человек клановый, – твердо сказал младший Примаков, – я к нему не пойду…
Отцовский характер.

– Знаете, когда люди за границей оказываются, им есть чем заняться, столько соблазнов, – вспоминал Колесниченко. – А Саша приходил после работы ко мне, потому что он далеко жил, садился в моем кабинете и работал. До вечера сидел, писал. Он бы, конечно, далеко пошел. Это был необычайный парень.
Он учился в аспирантуре. Ему предлагали и корреспондентом в Каир поехать, и в науку идти. Но этому не суждено было случиться. Саша Примаков ушел из жизни совсем молодым человеком, внезапно, на руках у друзей.

– Это один из самых черных дней моей жизни, – говорит Валентин Зорин. – Саша Примаков был моим аспирантом. Трое аспирантов пошли дежурить в праздничный день – это было первое мая 1981 года. Прекрасный весенний день. Вдруг Саша схватил товарищей за руки и сказал: я умираю. И умер мгновенно.

Сердце не выдержало, как потом у матери, Лауры… Видимо, что-то такое по наследству от матери передалось. Саше Примакову было всего двадцать семь лет.
– Первым о смерти Саши узнал Виталий Журкин, будущий академик и директор Института Европы, – вспоминал Леон Оников. – Мне позвонил Журкин, и мы вместе повезли Сашину жену в больницу, зная, что он уже умер, и по дороге из последних сил старались не сказать ей об этом раньше времени.

Саша Примаков страдал сердцем, но умер так неожиданно, что никто к этому готов не был и не думал, что это может произойти.
– Сердечная болезнь у Саши проявилась внезапно? – спросил я у Оникова.
– Наш общий друг академик медицины Володя Бураковский мне сказал однажды: Саша умрет неожиданно. Так и получилось.

Когда это случилось, Примаков был в командировке в Мексике. Валентин Зорин с помощью посольства разыскал его в гостинице и сказал:
– Делай, что хочешь, но завтра ты должен быть в Москве.
– Он спросил, что случилось?
– Нет, но, наверное, догадался…

Друзья встретили его у трапа. Он спустился весь белый, и ему сказали:
– Саши больше нет.
Встречать его в аэропорт приехал и Владимир Иванович Бураковский. Он заказал «скорую помощь».
Томас Колесниченко:
– Вот они ехали с аэропорта в машине, а сзади «скорая помощь», чтобы оказать Жене помощь, если ему станет плохо.
Валентин Зорин:
– В полубессознательном состоянии мы доставили его домой, где лежало тело сына… Вот что ему выпало. Женя переживал это очень страшно. Если бы не дочь и внуки, он бы такое горе не перенес.

Томас Колесниченко:
– Он мальчика очень любил. Это была жуткая трагедия. Для него это и по сей день трагедия. А в то время и говорить нечего: невыносимое горе. До сих пор мы ходим на Сашину могилу, не забываем.

Люди вокруг Примакова узнали об этой трагической истории и понимали, что переживает Евгений Максимович.

Алексей Малашенко, доктор исторических наук, сотрудник Института востоковедения:
– Я помню, что как раз после смерти его сына был назначен ученый совет у нас в институте. Все собрались, и стояла мертвая тишина. Сидели почтенные ученые и не знали, как им выразить свое сочувствие. А Примаков держался замечательно, ни жестом, ни словом не показал, каково ему сейчас.

Томас Колесниченко:
– Он продолжал работать. Да, вот в этом воля Жени. Он уходит в работу, он спасает себя работой.

Валентин Зорин:
– Два года после смерти Саши Примаков рабочий день начинал с того, что ехал утром на кладбище и час сидел у могилы сына, а потом ехал на работу…
Смерть сына была первой из двух трагедий, которые обрушились на Примакова.”

Источник: https://history.wikireading.ru/

Примакова Нана Евгеньевна

Нана Евгеньевна Примакова родилась 21 января 1962года. Выпускница дефектологического факультета Московского государственного педагогического института имени Ленина (ныне – МПГУ). Психолог, член Русского психоаналитического общества.

Работала психологом в детском отделении московского Центра психического здоровья и в Московском городском психоэндокринологическом центре. Занимается психологическими и психоаналитическими проблемами детей и подростков. Автор статей о психокоррекции школьной дезадаптации подростков.

Её муж — сын академика, иммунолога, директора института в Тбилиси Владимира Ивановича Бахуташвили. Две дочери: Александра (род. 1982), Мария (род. 1997)
Источник: https://wiki2.org/

Из книги “Евгений Примаков. Человек, который спас разведку”
Млечин Леонид Михайлович

“Лилиана Бураковская:
– Евгений Максимович обожает дочь и внуков. Нана – психолог. Она работает с отставшими в развитии детьми. Я ей говорю: ты святая… Она смотрит на тебя как-то вопросительно, изучает тебя. Она скромная и немногословная, сдержанная, может быть, не очень улыбчивая, но вдруг что-то скажет с большим чувством юмора, совсем как отец”.
Источник: https://history.wikireading.ru/

Знакомство с Примаковыми
Елена Косякина

“1 сентября 1970 года моя дочка Тамара, ученица второго класса 47 московской спецшколы с углубленным изучением английского языка, пришла домой с известием, что у них в классе появилась новенькая, Нана Примакова. «Они приехали откуда-то из Египта или Сирии, – сказала дочь. – Мы будем дружить с Наной. Они живут в нашем дворе на Ленинском проспекте в одном из корпусов дома №85». А мы тогда жили в доме №83. Девочки и вправду очень подружились.

Нана часто бывала у нас, Тамара ходила к ним домой. Познакомилась и я с мамой Наны, Лаурой Васильевной. Однажды она привела меня к себе. Блочная хрущевская пятиэтажка. Стандартная трехкомнатная квартира в 36 квадратных метров. Стандартная, да не совсем. Она была отремонтирована на европейский манер. До того случая я не видела квартир, отделанных так шикарно. Красивая импортная мебель. Все говорило о большом вкусе и больших возможностях хозяев квартиры.

Нана была маленькой худенькой девочкой. Она часто болела, ученье давалось ей непросто. Мне казалось, что она не любила школу. А моя Тамара была, что называется, круглой отличницей. Ее тетрадки можно было сдавать на выставку. Поэтому Лаура Васильевна часто заходила к нам, чтобы взять тетрадки для Наны, узнать домашние задания. Она не работала и чаще общалась с моей мамой и тетей, чем со мной, тем более что в те годы я много работала над кандидатской диссертацией и была очень занята. Я встречалась с ней только по субботам, когда заходила в школу за Тамарой после уроков. Школа находилась от нашего дома на расстоянии трех троллейбусных остановок.

Как-то Лаура Васильевна спросила меня, трудно ли было устроить Тамару в английскую школу? Да. Это было не так просто. Нужно было пройти собеседование. Тамара была развитой девочкой, не по возрасту серьезной. Тем не менее у нее был один существенный недостаток, который мог испортить все впечатление. Тамара картавила. За год до ее поступления в эту школу мы узнали, что среди членов приемной комиссии есть логопед. Мы приняли меры, дочка, а через три года и сын, позанимались с логопедом из нашей детской поликлиники и этот дефект исправили. Поэтому без всякого блата Тамара, а потом и Женя поступили в эту элитную школу. Лаура Васильевна рассказала, что и у них быи волнения с устройством Наны. Логопед и у нее нашел дефекты дикции и поначалу комиссия им отказала. Тогда в школу пришел папа Наны Евгений Максимович. Во время его беседы с логопедом, та заметила, что и у него есть тот же речевой дефект, как и у дочери. Ничего, отпарировал возмущенный Евгений Максимович, этот дефект не помешал мне закончить аспирантуру МГУ и работать за границей. И тогда Нану приняли в английскую школу. Вспоминать об этом разговоре сегодня довольно забавно.

Лаура Васильевна была постарше меня лет на семь, и иногда пыталась научить меня жить экономно. Так, однажды она посоветовала мне постоянно иметь с собой хотя бы пятьдесят рублей. Тогда, говорила она, если вы, Леночка, вдруг увидите в продаже нужную вам вещь, относительно недорогую, вы всегда сразу же сможете ее купить. Если же вам вещь приглянулась, а денег с собой нет, нужно будет брать такси, ехать за деньгами домой. Это очень хлопотно и неэкономно! Поняли? Я поняла и поблагодарила. Но я не рискнула рассказать милой даме, что пятьдесят рублей в моей сумочке бывает всего два раза в месяц: в аванс и в получку. И как раз в эти дни я спешу домой, стараясь не заходить в магазины, чтобы не растратить эти деньги за один раз. Я понимала, что Лаура Васильевна дает мне советы от души, что она милая и очень сердечная женщина. Я знала, что она многим помогает в трудную минуту, и очень ее уважала.

Для моей семьи Лаура Васильевна сделала очень много. Ее помощь оказалась бесценной. Именно благодаря ей мой сын Женя стал профессиональным музыкантом. А было так.

Когда мы поженились с Сашей Косякиным в 1958 году, он в качестве приданого привез к нам старенький рояль «Рениш». Всю свою жизнь до этого момента я мечтала об инструменте, но никогда не могла его иметь: во-первых не было денег, а во-вторых мы жили большой семьей в одной комнате, и инструмент некуда было поставить. Нам и спать-то всем было негде. А тут рояль? Я была ему очень рада. Когда нашей Тамаре исполнилось шесть лет, мы стали учить ее музыке и пригласили к ней частного педагога Ольгу Николаевну. Тамара старательно разучивала гаммы и этюды, а наш маленький трехлетний сынок Женя не отходил от рояля. Он начал сам играть лет с четырех. Тамара показала ему ноты, и он сам с утра до вечера пытался что-то наигрывать. Тогда мы попросили Ольгу Николаевну позаниматься немного и с ним, но ей этого почему-то не очень хотелось.

Однажды в одну из суббот Лаура Васильевна зашла к нам за тетрадками для Наны. Мы разговаривали с ней на разные темы, а наш тогда уже шестилетний Женя, не обращая на нас никакого внимания, играл вещички из «Детского альбома» Чайковского, ставя при этом ручки на клавиши так, как ему было удобно. Разговаривая со мной, Лаура Васильевна подошла к роялю, послушала Женю, удивленно посмотрела на меня и сказала: «Лена! Вы что, приехали из деревни? А я-то думала, моя Нана дружит с девочкой из интеллигентной семьи». Я удивилась и огорчилась и даже ответила, что мы москвичи, а не из деревни. Лаура Васильевна продолжала возмущаться. «Да как же вы не понимаете? У вас талантливый мальчик, а вы не учите его музыке. Посмотрите, как он ставит руки! Безобразие какое! Вы должны отдать его в музыкальную школу, да не в районную, а в хорошую, профессиональную. Короче, я этим займусь!»

Буквально через пару дней Лаура Васильевна позвонила нам по телефону и сказала, что договорилась с прекрасным педагогом Львовой из школы Гнесиных, и она подготовит Женю для поступления в эту школу. Через несколько месяцев Женя поступил в эту прославленную школу. А вскоре после этого Львовы уехали в Испанию.

Сегодня мой сын – кандидат музыковедения. Он закончил теоретическое отделение и аспирантуру Московской консерватории, докторантуру при Истменской школе музыки в США. Женя единственный в нашей семье профессиональный музыкант. И все это благодаря Лауре Васильевне Примаковой.

Вернемся теперь к уже далеким семидесятым годам прошлого века. Однажды мы втроем пошли на день рождения Наны. Ей исполнилось десять лет. Тогда семья Примаковых уже переехала из пятиэтажки в большую квартиру на улице Ферсмана в так называемый академический дом. В тот день мы и познакомились с папой Наны Евгением Максимовичем. Он показал себя гостеприимным хозяином, веселым человеком. Стол ломился от вкусных блюд. Лаура Васильевна обратила внимание на то, что семилетний Женя очень мало кушает, и спросила его: «Женечка, почему ты так плохо ешь, что ты любишь, чего бы тебе хотелось?» И тут мой сын меня испугал, сказав, что любит черную икру. «Женя, как ты можешь?» воскликнула я. «Ничего, ничего, Леночка! Сейчас ему будет черная икра!» И через секунду она поставила перед мальчиком полное блюдце черной икры и серебряную ложечку. «Кушай на здоровье, Женечка!» Мой сынок съел две ложечки и сказал, что больше не может. Лаура Васильевна удивилась: «Ты же сказал, что любишь икру?» Женя ответил: «я люблю, когда мама иногда дает мне бутерброд с икрой, а ложками никогда не ел!» Эх ты, Женя!

Потом в комнату ввезли сервировочный столик с целой горой самых вкусных шоколадных конфет. После чая Женя подошел к пианино и по просьбе присутствующих сыграл Баха и Чайковского, а потом он по слуху подобрал и с большим чувством сыграл мелодию Таривердиева к шедшему тогда с большим успехом телефильму «Семнадцать мгновений весны». Женино исполнение очень понравилось Евгению Максимовичу, особенно таривердиевская мелодия. Я думаю сегодня, что и сам фильм и эта музыка были Примакову близки. Он расчувствовался, позвал меня и Женю к себе в кабинет, показал нам необыкновенной красоты золотой кортик, инкрустированный камнями, подарок ему от Насера, если память мне не изменяет. Потом он достал две монетки, одну из желтого металла, а другую из белого, и подарил их Жене. «Возьми, тезка, – сказал он, – от меня на память. Эти монетки мне подарил король Хусейн. Держи!» Женя был очень рад такому подарку.

Шли годы, наши девочки взрослели и переходили из класса в класс. Они по-прежнему дружили. В 1979 году они закончили школу. Нана поступила в университет. Моя Тамара стала студенткой Московского института нефтехимической и газовой промышленности. В том же году Женя после окончания восьмого класса поступил в музыкальное училище при Московской консерватории. Все эти годы Лаура Васильевна интересовалась его успехами. Но мы уже реже виделись с ней.

Когда Лаура Васильевна заходила к нам домой, она всегда обращала внимание на картины, написанные моим мужем, художником-любителем. У нас все стены были увешаны пейзажами и натюрмортами Сашиной работы. Когда мы поняли, что эти картины нравятся Наниной маме, мы подарили ей небольшой натюрморт. Кроме того, Лаура Васильевна купила у нас еще две или три картины. Не знаю, висят ли они сегодня в доме Примаковых, или Наны. Не знаю.

В Германию Женя привез с собой те две монетки короля Хусейна, а Тамара японскую деревянную статуэтку, подарок ей от Наны.

Здесь в Германии, в Киле, мы смотрим русское телевидение. Видели на экране и Евгения Максимовича Примакова. Одно время он был вторым человеком в стране, да и сейчас мы постоянно о нем слышим. И тогда я всегда вспоминаю чуткую и милую женщину Лауру Васильевну. Она не дожила до такой известности мужа. Сегодня не она рядом с Евгением Максимовичем. Уже немало лет прошло со дня ее смерти. Она очень долго болела. Ее сердце не выдержало того большого несчастья, которое выпало на ее долю. Неожиданно умер ее старший сын Александр, брат Наны. К тому времени он закончил МГИМО, женился, у него был маленький сын. О его смерти мы узнали из некролога в газете «Вечерняя Москва». Я хорошо помню Сашу, скромного, жизнерадостного юношу. Почему-то мысленно вижу его с собачкой-дворняжкой, которую он любил. После его смерти Лаура Васильевна слегла. Я говорила с ней по телефону, по-моему весной 1985 года. А может быть, я ошибаюсь в этой дате? Она сказала мне, что очень больна.

Сегодня рядом с Евгением Максимовичем другая женщина. Как живет Нана, мы не знаем. Знаем только, что у нее есть дочь Сашенька, названная в честь брата. Иногда по телевизору мы видим и внука Евгения Максимовича, сына Саши. Его тоже зовут Евгением, как и дедушку. Он корреспондент российского телевидения, Евгений Сандро”.

Источник: https://www.proza.ru/

Примакова Ирина Борисовна

Из книги “Евгений Примаков. Человек, который спас разведку”.
Млечин Леонид Михайлович

“Во второй раз Примаков женился на своем лечащем враче – Ирине Борисовне Бокаревой. Она работала в санатории Барвиха, который был самым комфортабельным и престижным в системе 4-го главного управления при министерстве здравоохранения СССР. Хотя санаториев и домов отдыха для начальства было много – от Рижского взморья до Сочи, от Курской области до Валдая, в советские времена все большие начальники предпочитали Барвиху.

Мягкий климат средней полосы, показанный практически при любом заболевании, близость Москвы, большие комнаты, хорошее диетическое питание и настоящая медицина – это привлекало отдыхающих даже не в сезон. Получить путевку в Барвиху было особой честью. Здесь отдыхали высшие начальники. Менее высоким чиновникам в путевке отказывали.

Если ехать по Рублевскому шоссе, то, не доезжая до дачного поселка Жуковка и правительственных дач, можно увидеть простой указатель: Барвиха. Надо развернуться и съехать с шоссе на красивую лесную дорогу. И скоро появится новый указатель «Санаторий Барвиха». Во время войны здесь был госпиталь. Тех, кому врачи не сумели помочь, похоронили рядом – военное кладбище сохранилось и по сей день.

У ворот каменный домик, из которого появится бравый дежурный. Если вы приехали отдыхать, то надо предъявить путевку. Если в гости – то ваша фамилия или номер машины должны значиться в списке, представленном главным врачом. Если вас ждут, то ворота открываются, и можно въехать в санаторий. Дорога – со строгими указателями «Стоянка машин у корпуса запрещена!» – ведет к главному корпусу. Двери раскрываются автоматически. За столиком сидит дежурный. Отдыхающих встречают, как родных. Вещи на тележке везут до номера, чтобы, не дай бог, самому не таскать.

В санатории мало отдыхающих, которые друг друга почти не видят, зато множество невероятно вежливых людей в белых халатах. Здесь не раздражаются и ни в чем не отказывают отдыхающим. Каждого называют по имени-отчеству. Имена помнит не только лечащий врач, но и сестры, и подавальщицы в столовой, и нянечки, и те, кто разносит неходячим больным пищу в комнаты.

Каждому отдыхающему, если он приехал без жены, полагается уютный одноместный номер с небольшим предбанником и собственной туалетной комнатой. В комнате одежный шкаф, телевизор, холодильник, письменный стол, журнальный столик, телевизор и телефон с московским номером. Семейные номера побольше. Обязательно горка с посудой и электрический самовар. В советские времена каждого бесплатно снабжали бельем, спортивными костюмами и кедами. Нравы в санатории либеральные. Можно держать в своем холодильнике вино и водку и попросить дежурную сестру принести штопор. Хотя это и санаторий, но никто не удивится.

Санаторий состоит из нескольких корпусов, соединенных ходами или зимним садом. Архитектура затейливая. Живут на первом и втором этажах, на третьем административные кабинеты, кинозал – кино каждый вечер. Когда-то это было главным вечерним развлечением. Врачебные кабинеты раскиданы по разным этажам. В каждом номере маленький балкончик, в том числе и на первом этаже.

В столовой шведский стол – овощи, зелень, а остальное по заказу из меню. В санатории свое птичье хозяйство. Можно получить разгрузочное питание – его носят в номер, чтобы желающий похудеть не ходил сам в столовую и не смотрел с завистью, что едят другие.

Летом катаются на велосипеде, играют в пинг-понг, купаются в пруду. Но велосипед и лодка – только по назначению врача. Помимо лодочника дежурит сестра – вдруг кому-то из отдыхающих станет плохо. Построили красивый чайный домик, там на свежем воздухе пьют чай – с медом, с вареньем, с конфетами.

Желающие ходят в бассейн и сауну. Но в основном в Барвихе лечатся. Через полчаса после прибытия отдыхающего в его номере появляется лечащий врач. Он, или чаще – она, будет приходить каждый день, кроме выходных (когда остается только дежурный врач), в удобное время между завтраком и обедом. Всем назначают много процедур – так что до обеда все заняты. Санаторий славится физиотерапией: магнитотерапия, электрофорез, токи Бернара, гидропроцедуры, вихревые ванны, гидромассаж, углекислые ванные, да и обычный массаж замечательный.

Врачи живут в доме для персонала – рядом с территорией санатория. Часа в четыре дня лечащие врачи собираются домой. Но прежде врач заглядывает к больному:
– Нет ли проблем? Не нужна ли я вам больше сегодня?

Только после этого она может уйти. Врачей всегда старались подбирать знающих, умелых, любезных, способных сделать жизнь отдыхающего приятной. Одним из лечащих врачей в перестроечные времена в Барвихе была Ирина Борисовна Бокарева. Молодая женщина, она с семьей приехала из Ставрополя, где закончила медицинский институт, – землячка Горбачева, о чем тогда рассказывала не без гордости. Ее муж – высокий человек, несколько замкнутый, с пшеничными усами – тоже работал в Барвихе врачом. Дочка училась в школе, на лето ее отправляли к бабушке с дедушкой.

На Ирину Борисовну сразу обратили внимание: милая женщина, улыбчивая. Для всех у нее находится доброе слово. Каждый человек, разговаривая с ней, чувствует, как она ему симпатизирует. Она приходила утром к своим пациентам в прекрасном настроении и этим настроением заражала пациентов: доброе утро, как вы спали? И спрашивала искренне, участливо. Запоминала все просьбы и пожелания отдыхающих. Говорила не о себе, а о больных, что не так уж часто бывает среди врачей. Пишу об этом со знанием дела – в конце восьмидесятых в санатории отдыхали мои родители, Ирина Борисовна была у них лечащим врачом, и они остались очень довольны.

Ирину Борисовну любили отдыхающие, ценил обслуживающий персонал и, видимо, начальство, потому что она получила большое повышение. Ее поставили заведовать отделением для высшего руководства. Когда в Барвихе отдыхал Примаков, Ирина Борисовна сама им занималась. В 1989 году Евгений Максимовича избрали кандидатом в члены политбюро ЦК КПСС. Отныне ему полагался личный врач, который занимался только им, постоянно наблюдал пациента и в случае необходимости призывал на помощь любых специалистов.

Спецполиклиника находилась на улице Грановского в старом трехэтажном здании, принадлежавшем 4-му главному управлению при министерстве здравоохранения СССР. На втором этаже принимали членов и кандидатов в члены ЦК КПСС, членов Центральной ревизионной комиссии. На первом этаже – самых больших начальников страны: членов и кандидатов в члены политбюро, секретарей ЦК.

Примаков сам выбрал себе личного врача. Ирина Борисовна много позже рассказала об этом в газетном интервью. Примаков позвонил ей:
– Ирина Борисовна, мне в моем нынешнем положении полагается личный врач. Не хотите им стать?
Она ответила молниеносно:
– Да.
Это был, несомненно, счастливый случай.

После смерти Лауры Примаков долго не женился и даже не думал об этом. Но Ирина Борисовна оказалась именно той женщиной, которая ему нужна. Отношения между ними развивались несколько лет.

– Евгения Максимовича, – рассказывала Ирина Борисовна, – останавливала большая, как ему тогда представлялось, разница в возрасте. Меня же пугало, что его родным, друзьям может прийти в голову мысль: не человек мне нужен, а то, что за этим человеком стоит. Положение, должность…
После августовского путча 1991 года институт личных врачей упразднили. Отношения между ними приобрели чисто личный характер.

Ирина Борисовна:
– Когда надо было возвращаться домой, я обычно вздыхала: «Как не хочется уходить». В одну из таких минут он сказал: «И не надо. Останься навсегда». Вот так и выглядело предложение, которое Евгений Максимович мне сделал за два года до свадьбы.
Они поженились, и у Примакова, можно сказать, открылось второе дыхание. Не будь рядом с ним такого человека, едва ли бы он справился с теми испытаниями, через которые ему предстояло пройти в конце девяностых.

Компенсацией всех горестей было обилие преданных друзей, окружающих Примакова. У него множество товарищей и здесь, и на Кавказе. Он любит друзей, друзья любят его. Это стиль такой кавказский, тбилисский”.

Источник: https://history.wikireading.ru/