8 октября 1970 года А.И. Солженицыну была присуждена Нобелевская премия по литературе “За нравственную силу, с которой он продолжил традицию русской литературы”.
Однако власти СССР этому совсем не обрадовались: в 1971 году изъяли рукописи писателя, а потом уничтожили издания его книг. В 1973 году в Париже издали книгу «Архипелаг ГУЛАГ» о советской репрессивной системе с 1918 по 1956 годы.
До этого момента в СССР издали произведения «Один день Ивана Денисовича», принесшее автору мировую известность, «Матрёнин двор», «Случай на станции Кочетовка», «Для пользы дела» и «Захар-Калита». Следующие книги цензура не пропустила, и с конца 60-х произведения Солженицына печатали за рубежом. За границей были опубликованы книги «В круге первом», действие которой разворачивается в институте -тюрьме, подобном тому, где содержали Солженицына в конце 40-х годов, и «Раковый корпус», написанную по мотивам пребывания писателя в онкологическом отделении больницы в Ташкенте в 1954 году. В СССР эти произведения можно было прочитать в самиздате.
В феврале 1974 года Солженицын был арестован, обвинен в государственной измене и по решению ЦК КПСС лишен советского гражданства. Некоторое время писатель с семьей жил в Швейцарии, в Цюрихе, после чего переехал в США, где поселился в штате Вермонт, близ городка Кавендиш. В течение последующих трех лет Солженицын, стараясь не привлекать к себе внимания, посещал различные университеты Америки, обладающие русскими архивными фондами, и вел работу над эпопеей “Красное колесо”, переделывал первый “узел” “Августа Четырнадцатого”, а также создал два новых романа “Октябрь Шестнадцатого” и “Март Семнадцатого”.
Помимо художественного творчества, Солженицын активно занимался публицистикой, размышляя о прошлом и будущем России, пытался найти самобытный русский путь, основанный на национальных нравственных ценностях.
Полвека спустя Шведская академия рассекретила архивы о присуждении Нобелевской премии по литературе. Из опубликованных документов следует, что кандидатура Солженицына рассматривалась среди 75 претендентов, выдвинутых в тот год на премию. Среди них были такие ярчайшие писатели, как Хорхе Луис Борхес, Макс Фриш, Гюнтер Грасс, Грэм Грин, Альберто Моравиа, Пабло Неруда, Генрих Бёлль… Первоначально в список был внесен еще один русский писатель – Владимир Набоков, который тогда выдвигался в седьмой раз. Но в тот год его кандидатура, как кратко сообщает Нобелевский комитет, была “отклонена ранее”.
Это был второй раз, когда кандидатура Солженицына выдвигалась на Нобелевскую премию. Впервые он появился в списке кандидатов в 1969-м. Тогда его имя предложил Яков Малкиел, профессор Калифорнийского университета в Беркли и специалист в области романских языков. Год спустя, в декабре 1969 года, когда обсуждались кандидаты на Нобелевскую премию по литературе на 1970 год, он повторил свое предложение, подчеркнув, что “художественная репутация” Солженицына “чрезвычайно выросла” благодаря публикациям двух его больших романов (“В круге первом” и “Раковый корпус”) как на Западе, так и в СССР, где их читали в самиздатовских копиях.
Кандидатуру Солженицына поддержал также профессор истории литературы Умео Магнус фон Платен (Швеция). Он был убежден, что Солженицын достоин премии потому, что “с одной стороны, он необыкновенным образом развил классическую повествовательную традицию, а с другой – выраженная в его произведениях моральная позиция полностью соответствует требованию идеального, связанному с этой премией”. Для него было значимым и то, что
“Нобелевская премия сделала бы положение писателя более надежным, по крайней мере в долгосрочной перспективе”.
Четыре года спустя, в 1974 году, когда Солженицын был выслан с семьей из СССР и получил возможность прочесть свою знаменитую Нобелевскую лекцию, он подчеркнул, какую роль сыграла поддержка коллег из других стран.
«Скажут нам: что ж, может литература против безжалостного натиска открытого насилия? А не забудем, что насилие не живет одно и не способно жить одно: оно непременно сплетено с ложью. Между ними самая родственная, самая природная глубокая связь: насилию нечем прикрыться, кроме лжи, а лжи нечем удержаться, кроме как насилием. Всякий, кто однажды провозгласил насилие своим методом, неумолимо должен избрать ложь своим принципом. Рождаясь, насилие действует открыто и даже гордится собой. Но едва оно укрепится, утвердится, – оно ощущает разрежение воздуха вокруг себя и не может существовать дальше иначе, как затуманиваясь в ложь, прикрываясь ее сладкоречием. Оно уже не всегда, не обязательно прямо душит глотку, чаще оно требует от подданных только присяги лжи, только соучастия во лжи. И простой шаг простого мужественного человека: не участвовать во лжи, не поддерживать ложных действий! Пусть это приходит в мир и даже царит в мире – но не через меня. Писателям же и художникам доступно больше: победить ложь! Уж в борьбе-то с ложью искусство всегда побеждало, всегда побеждает! – зримо, неопровержимо для всех! Против многого в мире может выстоять ложь – но только не против искусства. А едва развеяна будет ложь – отвратительно откроется нагота насилия, – и насилие дряхлое падет”.
В статье использованы материалы статей https://www.pnp.ru/, https://rg.ru/
Поделиться в сетях: