Нажмите "Enter", чтобы перейти к контенту

Синдром внутренней эмиграции

Внутренняя эмиграция — уклонение от участия в политической и общественной жизни государства; духовное отделение от государства; пассивная конфронтация с государственной системой, вызванная внутренним несогласием с господствующей идеологией, при невозможности это несогласие выразить.

Альтернативой внутренней эмиграции могут быть диссидентство, дистанционное партнерство (стремление найти способ сосуществования с режимом, при сохранении какой-то степени личной независимости), умеренное сотрудничество (в областях деятельности, наиболее идеологически нейтральных, например, естественные науки), либо же настоящая эмиграция или, напротив, полное сотрудничество с государством.

Например, в письме А. Леонидова, опубликованном в журнале «Огонёк» (1999 г., № 2), пишется о том, что внутренняя эмиграция появляется, когда мыслящему человеку надоедает, что государство считает его «быдлом». Принято считать, что наличие в той или иной стране «внутренней эмиграции» является признаком авторитарного, тоталитарного либо компрадорского режима, господствующего в данной стране. Источник

Федор Федорович Раскольников. Дипломат, революционный деятель, офицер понимал всю тщетность выступлений против Иосифа Сталина и его репрессионной тоталитарной политики. После его смерти в газете «Новая Россия» было опубликовано «Открытое письмо Сталину». В СССР эта публикация увидела свет в 80-х годах.

Иосиф Мандельштам в своем стихотворении, будучи не способным что либо изменить выразил свое отношение к существующему тирану и строю, за что и пострадал.

«Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.

Его толстые пальцы, как черви, жирны,
И слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются глазища,
И сияют его голенища.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,

Как подкову, кует за указом указ:
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него — то малина,
И широкая грудь осетина.»

В советское время граждане, не разделявшие политического курса и идеологии СССР, выехать на постоянное место жительства в другие страны не могли. Разве что после тюремной или психиатрической отсидки, большого громкого скандала, который не удалось спрятать под ковром государственной машины. Диссиденты, вынужденные оставаться в родной стране и лишенные каких бы то ни было возможностей легально бороться за свои права и убеждения, уходили в так называемую внутреннюю эмиграцию.

В 70-е годы многие дворники и кочегары в столицах имели высшее образование, а некоторые—даже научные степени. В котельных и дворницких не проводились ленинские зачеты, общественно-политические аттестации и экзамены по марксизму-ленинизму. За эту относительную свободу граждане платили отказом от собственных карьерных амбиций и простого благосостояния. Таким образом, несогласные старались свести к минимуму собственные контакты с государством, которое не только пренебрегало их интересами и убеждениями, но и репрессировало за них.

Анастасия Миронова в своей статье «Я во внутренней эмиграции. Я за внутренним рубежом…» высказывает точку зрения, знакомую до боли многим нашим согражданам.

«Сколько стоит сегодня отмахнуться от государства и куда уезжать, если ехать не хочется
Хуже всего сегодня в России живётся людям, которые могут, но не хотят никуда уезжать. Они, молча, смотрят на всё происходящее и с каждым годом выплачивают государству всё больше отступных. Они ведут себя тише, соглашаются на сделки с совестью, закрывают глаза на то, с чем в трезвом рассудке соседствовать нельзя. Люди готовы многое стерпеть, лишь бы остаться в своей стране.
А что делать тем, кто и уезжать не хочет, но и ломать себя не готов? Для таких имеется уже полторы сотни лет свой рецепт — внутренняя эмиграция.

О внутренней эмиграции сегодня говорят мало, серьёзные историки, социологи, политологи используют эти два слова очень аккуратно, тогда как массовая интеллигенция употребляет их легко и часто. В современной гуманитарной науке принято считать, что внутренняя эмиграция, безусловно, существовала во Франции времён июльской монархии, в Третьем рейхе, в Советской России первых трёх десятилетий и затем уже — в эпоху брежневского застоя. Порой так же относят к явлению внутренней эмиграции демократическое движение в николаевской России, попытку описать и закрепить факт существования в стране этого движения сделал Александр Герцен. Пожалуй, всё. Разве что были какие-то подобные примеры во времена латиноамериканских хунт, но россиянам о них известно мало.

Слова «внутренняя эмиграция» в своей жизни хотя бы раз слышал каждый, но мало кто задумывался, что они на самом деле означают не демарш отдельного индивида и не любой уход от общества. Прежде всего, это результат конфликта государства и большой группы людей, которые не желают иметь с государством и любыми поощряемыми им институциями никаких дел, но не могут или не хотят уезжать из страны. Во Франции середины XIX века во внутреннюю эмиграцию ушла консервативная французская аристократия. В первые годы Советской России внутренними эмигрантами становились преимущественно литераторы. Им удавалось выскочить из жарких объятий нарождающегося тоталитарного государства. А вот историкам, юристам, экономистам этого тогда не дозволялось, они были слишком важны для функционирования системы, которая впилась в них своими когтями и держала мёртвой хваткой. Литераторам повезло больше: их не выпускали из страны, но уже выпустили из системы. Пастернак — яркий пример состоявшейся внутренней эмиграции.

Самых больших масштабов внутренняя эмиграция достигла в СССР к концу застоя. И главное, что в этот процесс тогда втянулись уже совершенно разные социальные слои, от историков византийской культуры до токарей. Среди тех, кто демонстративно уходил от государства как системы, избегал с ним любых отношений, особенно трудовых, были представители множества профессий и социальных страт. И это говорит о том, что в брежневском СССР случился пик противопоставления человека своему государству. Даже при Сталине и тотальных репрессиях ничего подобного не было. В те годы государство было всё и всем, но и человек привык думать, что он весь принадлежит государству.

Ситуация в Третьем рейхе тоже была принципиально другой: там многих людей до самого последнего момента, пока голод и бомбёжки не пришли в их города, государство вообще никак не трогало: у них сохранялся высокий уровень потребления, их качество жизни постоянно росло, они полностью поддерживали националистические идеи, отчего пребывали в иллюзии свободы слова, ведь в поддержку власти они всегда могли искренне и беспрепятственно высказываться. Им едва ли не до конца войны не рассказывали про концлагеря, информация распространялась плохо, евреи в друзьях и родне были далеко не у всех, политикой тогда занималась мизерная доля населения, поэтому политические репрессии для большинства проходили незаметно. Парадокс: при существовании в стране чудовищнейшей тоталитарной системы люди тогда испытывали на себе гораздо меньшее давление государства, чем те, кому довелось потом жить при более мягких политических режимах.

Структура современной внутренней эмиграции ещё более разнообразна, чем в брежневские годы. Потому что, несмотря на очевидно более свободный в сравнении с 1970–1980-ми годами политический режим, человеку в России 2010-х личного пространства и личного достоинства отмерено гораздо меньше. Да, сначала пошли вон со сцены независимые журналисты, социологи, политики и гражданские активисты. Но среди этой категории людей, несущих повышенные социальные риски, на самом деле нашлось очень мало внутренних эмигрантов — они не эмигрировали от системы, система сама их вытолкала прочь.

А вот настоящим эскапизмом, побегом от государства в пределах его границ занялись люди совершенно других профессий. Я бы сказала, что сегодня основной поток внутренних эмигрантов составляют средней руки офисные клерки, мелкие почти прогоревшие бизнесмены, самозанятые маникюрши, слесари, психологи. О них и поёт Вася Обломов: водители, какие-то офисные рабы, у которых нет сил отсиживать рабочие часы и которые только дома, за закрытой дверью, начинают чувствовать себя людьми:

“Базы данных, проекты, акции —
Я не здесь, хоть пили ножом.
Я во внутренней эмиграции.
Я за внутренним рубежом.

Я не здесь, на летучке утренней,
Я не с вами в столовой ем.
Я в Париже, Париже внутреннем,
Нет меня, просто нет совсем.”

Такой условный тип маленького, но не мельчайшего человека. Он слишком мал, чтобы благополучно устроиться в новой людоедской реальности, но достаточно подрос, чтобы задуматься об организации своего бегства. Потому что сегодня больше всего от государства страдает даже не оппозиционный журналист или опальный политик — мучается сильнее других именно маленький человек. Тот, что живёт в тесной квартирке, кругом должен и работает по 10–12 часов в день.

Главное, что случилось в последнее десятилетие, — такого человека поставили перед необходимостью всё время себя ломать, чтобы выжить. И цена выживания всё выше и выше. Это касается и политического аспекта, и необходимости подстраиваться под новый диктат нового большинства, которое подтолкнуто государством к озверению. Сегодня жизнь человека в городском обществе стала очень тяжёлой, а её цена — ничтожной. Если ты молод и находишься не выше средней ступени своей карьеры или известности, ты должен мало спать, много работать и постоянно уступать своей совести. Обеднение, сворачивание целых отраслей науки и производства, общий кризис права привели к тому, что люди крайне много работают.

Человек скован: вдруг все те, кто хочет от него времени, сил, денег, смирения, разом, благодаря информационным технологиям и политической ситуации, объединились и надавили: государство, учителя в школе у ребёнка, работодатели, продавцы, производители, мошенники… И оказался обычный россиянин вдруг со всех сторон задавлен насилием. Современная офисная работа — это насилие. Индуцированная потребительская истерия — тоже насилие. Необходимость соизмерять себя с большинством — насилие.

В брежневском застое человеку проще было пережить насилие над ним государства, потому что оно было единственным агрессором и потому что у человека на себя и на одиночество оставалось гораздо больше времени, чем сейчас. Он не задерживался на работе до полуночи, возвращался домой без пробок в семь, запирался в своей комнате и жил своей маленькой, но частной жизнью. Сегодня быт человека так организован, что он всё время на виду, он дольше едет на работу, дольше работает, обедает на корпоративном ланче-планёрке, на ужин у него деловые встречи, в выходные он ходит на корпоративные тренинги по тимбилдингу или просто на неоплачиваемую переработку. Мужчины по велению корпоративного психолога идут по пятницам с коллегами в бар. Женщины тратят время и деньги на бесконечный уход за собой, те и другие несколько часов в неделю свободного времени тратят в фитнес-клубе. Многие при этом живут от зарплаты до зарплаты и в долгах. Терпя страх увольнения, грубость, насилие над личностью. И это именно государственное насилие. Всё перечисленное стало в нашей стране возможным лишь благодаря попустительству государства. В Великобритании или Германии государство не позволяет водить такси по 15 часов подряд, и оно не позволит звонить с рекламой на ваш домашний телефон, не разрешит промоутерам детских игрушек приходить в школу.

А у нас к человеку все сейчас враждебны: государство агрессивно его усмиряет, работодатель агрессивно эксплуатирует, СМИ агрессивно информируют, производители агрессивно заставляют потреблять. Что делать думающему, культурному меньшинству и тому самому маленькому гражданину, который отказывается жить при постоянном насилии над его волей, мыслями, этикой и при этом не хочет уезжать из России? Ответ очень горький — наверное, ничего.» Источник

Социологи всех мастей сегодня постоянно мониторят ситуацию на тему настроений российского человека. На фоне постоянного снижения политической активности населения игнорирующего выборные процессы, падения гражданской ответственности за судьбу страны, наш человек все больше уходит «в себя». Причин на этот счет действительно хватает.

Можно ли сегодня говорить о внутренней эмиграции, в то время, когда любой человек трудоспособного возраста при желании может покинуть Российскую Федерацию?

Анализ критического числа публичных выступлений представителей различных стратов российского общества позволяет утверждать, что в России на сегодняшний день можно выделить и классифицировать новую внутреннюю эмиграцию, причем как «левую», так и «правую».
Кроме постоянного использования словосочетания «развал России» представители «левой» внутренней эмиграции постоянно используют слова, обозначающие их неспособность изменить что-либо в стране, невозможность эффективного противостояния внутренним и внешним врагам. Таким образом, российская «левая» внутренняя эмиграция лишь изображает свое присутствие в общественно – политической сфере страны, заранее расписываясь в своей полной неспособности аккумулировать волю народа и направлять ее на созидательные цели.

Символы, позволяющие идентифицировать «правую» внутреннюю эмиграцию в течение последних пятнадцати лет неоднократно изменялись. В середине девяностых годов прошлого века правую внутреннюю миграцию можно было распознать по словосочетанию «эта страна». Данное словосочетание, неоднократно произнесённое реформатором Е. Гайдаром, включает в себя вполне определенное позиционирование от собственной страны. Сегодня словосочетание «эта страна» практически не употребляется.

В начале XXI века для представителей правых взглядов, особенно в предпринимательской среде стали обычными словосочетания: «я никому ничем не обязан», «всё, что я имею – это моё», «ни о каких чужих проблемах я не хочу ничего знать» и ряд других аналогичных типовых высказываний. В рамках данных высказываний, человек позиционирует себя и от общества, и от государства, подчеркивает отсутствие каких-либо взаимосвязанностей и взаимозависимостей в рамках восприятия самого себя и общества. Причём, чаще всего он воспринимает и государство как сугубо враждебную инстанцию. А это является признаком внутренней эмиграции.

Для внутренней эмиграции в целом характерным является ощущение внутренней непричастности к подавляющему большинству событий, происходящих в общественно–политической жизни страны.
«Внутренняя эмиграция» – явление сложное. Достаточно вспомнить одно из предсмертных интервью Станислава Лема, в котором он заявил, что уехал бы из Польши, если бы ему это позволил возраст. Возраст и страх не адаптироваться в инородной среде, безусловно, являются важнейшими факторами, ограничивающими трансформацию «внутренней эмиграции» в России в реальную эмиграцию. К этому нужно добавить, что значительная часть творческой элиты России живет «на две страны».

Можно ли считать людей, постоянно проживающих в Германии, Великобритании или Франции, периодически наезжающих в Россию, внутренними эмигрантами?

Безусловно, нет. Внутренняя эмиграция состоит их людей, грубо говоря, не выездных. К внутренним эмигрантам не могут быть отнесены те люди, которые постоянно присутствуют на различных форумах, в том числе таких, как экономический форум в Давосе или Лондоне, или форум на острове Корфу. Это нечто иное. Поведенческие модели внутренней эмиграции известны с советских времен, и это позволяет нам сегодня тезисно изложить кредо внутреннего эмигранта в России.
Представляется, что понятие «олигарх», презентованное П. Авеном:

«У нас больше не будет олигархов. Олигархи – это люди, которые имеют деньги и занимаются политикой» («Большой Бизнес» апрель, 2004), – позволяет нам профессионально позиционировать и интеллектуалов, находящихся во внутренней эмиграции.

Внутренний эмигрант должен или почти полностью отказаться от написания каких-либо работ в сфере политического, или свести свое позиционирование в сфере политического к нескольким простейшим форматам

Полный внутренний эмигрант не только отказывается от какой-либо критики действия властей, но и в принципе отказывается анализировать динамично изменяющуюся реальность. Внутренний эмигрант может прикрыться стандартным словесным «щитом»: «Политика – дело грязное». И эта позиция позволяет внутреннему эмигранту мысленно приобщить себя к людям в «белых одеждах».
Все происходящее в нашей стране данный тип внутреннего эмигранта сознательно или бессознательно трактует, исходя из представлений о нынешней федеральной власти, как власти «оккупационной». Всеобъемлющая критика нынешней власти дополняется апокалиптическим видением будущего России.

В кредо внутреннего эмигранта в России входит и отсутствие собственных инициатив, и отсутствие стремления поддержать чужие инициативы, направленные на изменение системы власти в стране. Мотивация при этом может быть абсолютно различной. Кто-то не делает этого, исходя из своих представлений о том, что любые инициативы, направленные на какие-либо изменения в стране, тормозят процесс энтропии, а нужно всего лишь дождаться естественного исхода. Другие считают, что собственные инициативы и собственные интеллектуальные проекты нужно хранить «до лучших времен». В любом случае внутренний эмигрант, за исключением апокалиптических алармистов, это пассивное интеллектуальное существо. Поэтому нынешней федеральной власти нет смысла опасаться новой нарождающейся внутренней эмиграции в России.

Безусловно, при желании можно значительно расширить круг лиц, входящих в новую внутреннюю эмиграцию в России, включив в нее всех тех, кто искренне считает, что негативные тенденции в общественно – политической жизни страны, лично его не коснутся. Но данных людей нельзя считать внутренними эмигрантами. Великобритания их называет термином «lodger». В России наиболее близко к понятию «lodger» известное старое понятие «обыватель». А обывателей нельзя считать внутренними эмигрантами. Oни просто так живут, или, вернее, существуют. Источник

Александр Тонин
По материалам из открытых источников

Поделиться в сетях: